Его разведенная жена.

Тогда самые уважаемые из стариков прасинов, те, чьим умом и совестью держалась партия и подвластные партии димы, воспользовались праздничными состязаниями на ипподроме и вызвали присутствующего на празднике Юстиниана на разговор.
— Да! Его разведенная жена дала мне костюм. Сказала, чтобы мы переделали его на фигуру, какая была у Эрнста,— то бишь господина бургомистра,— в холостяцкую пору. И чтоб отнесли ему в ратушу. Это ты сделаешь, Хильда.
— Посылаешь меня просить за дом?
Хильда ждет, что Дора взорвется или обидится. Ибо так с собой разговаривать она не позволяет. Но ни того, ни другого не случается. Дора отвечает спокойно, по-матерински.

Я ведь был совершенно уверен.

Цевье. Цевье служит для удобства действия автоматом и предохраняет руки автоматчика от ожогов.
— Мало ли что совмещается в человеке! Я ведь был совершенно уверен, что люблю матросов. И, как это ни дико звучит, действительно их любил. Но казалось мне, что к такой трудной службе, как морская, приучить можно только строгостью и страхом. Так полагал не только я, так думали и действовали большинство офицеров. А вот Сенявин этого не думал. А эпоха была та же. Он ей не поддался! Нет!
Нахимов тяжело вздохнул, попытался убрать со лба мягкие пряди волос, но они только спутались и повисли снова.
— Каким негодованием был полон приказ Сенявина по эскадре! Какой урок получили мы, молодежь, от этого человека, уже находившегося на склоне лет! С тех пор прошло четверть века... Много, не правда ли? А я до сих пор помню этот приказ от слова до слова. Мне казалось, что он клеймил именно меня перед людьми и перед моей совестью.
Тимм сделал движение, как будто хотел прервать собеседника. Но Нахимов уже не мог остановиться.
— Слава Сенявина как флотоводца всем известна, но каким редким человеком по благородству души своей он был, знают не все.

Он уложил карандаши.

Густые черные брови комиссара круто ползут на лоб, он разводит руками:
— Убей меня бог, не знаю... Может, в Ушомирские леса податься?.. Может, снова начнем от Случи?
Одним словом, подумать есть над чем, хотя про себя я уже решил: завтра на рассвете мы выйдем в рейд.
— Еще немного, Павел Степанович, и я к вашим услугам, — прямо отвечая на мысленно заданный Нахимовым вопрос, сказал Тимм.
Нахимов помолчал. Прямые пряди волос свесились ему на лоб. Сидел адмирал, сильно согнувшись, и по привычке поглаживал одной рукой другую.
— Воздух-то сегодня, не шелохнется! — заметил он. Бухта в самом деле лежала куском зеленоватого стекла.
Шлюпка и ялики резали ее наподобие алмазов, оставляя за собой длинные серые полосы. Отражений не было видно. Корабли стояли черными силуэтами на отполированной глади, еще сохранявшей бледно-желтый отсвет ушедшего за горы солнца.
— Да, тихо, — неторопливо ответил Тимм, глядя на рисунок и откидывая назад голову, чтобы лучше оценить его. — Я иногда люблю вот такую предвечернюю тишину.
Он уложил карандаши, захлопнул этюдник, встал и тщательно свернул свой «треножник». Уложив все это на рундук, присел рядом с Нахимовым.
— Вы что-то хотите сказать мне, Павел Степанович?
— Да, знаете, мне как-то грустно стало. Мы все еще не научились по-настоящему любить свое дело.

Пронзительная трель.

Вот почему гражданскую оборону необходимо теперь рассматривать как один из основных элементов всеобщей подготовки страны к обороне». „ Обучение населения мерам защиты от средств массового поражения возложено на ДОСААФ и Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца, Организациями Общества проделана в этом направлении определенная работа.
— Ах, вот как! А много ли епископов, по твоему просвещенному мнению, делят харчи с шахтерами? И много ли едят из одного корыта с шахтовладельцами? Пошевели мозгами, преподобный? И нечего разводить по этому поводу благочестивый вздор! — Он закинул голову, чтобы выплеснуть в рот остатки пива, демонстрируя полное презрение к словам Роберта.
— Благочестивый вздор!
Наконец Роберт разозлился не на шутку, подумала Джоан. Эскапады Поля, кажется, возымели эффект. Роберт вскочил.
— Роберт... — с нескрываемым испугом вмешалась она, — Поль...
Пронзительная трель телефона прозвучала как еще один разгневанный участник спора. Наступила долгая болезненная пауза Роберт взял трубку.
— Кто-кто? О, Молли... здравствуйте. Что? — Он вцепился в край стола. — Поль? Да, да, он здесь. Держитесь — мы сейчас будем.
Он положил трубку и взглянул на Поля как человек, собирающийся сообщить дурную новость.
— Поль, мне очень жаль. Это твой отец... врач уже едет...